Деньги и футбол. Уильям Саделл: «Да, я действительно плачу игрокам!»

Сергей Сурин – о человеке, создавшем самую прочную финансовую пирамиду за всю историю, и в тоже время, сделавшиq футболистов профессионалами.

На днях бывший главный тренер мюнхенской «Баварии» Юпп Хайнкес сказал, что «футбол превратился в бизнес, в нём больше нет души». В нашей серии текстов, объединённых темой «Футбол и деньги», мы как раз и пытаемся разобраться – когда и как произошло данное превращение.

Итак, английские клубы начали нелегально платить за игру тем, кто ради футбольных матчей брал отгулы на работе. Таких было немного (больше – на севере Англии, где уровень жизни был значительно ниже и состоятельные люди, способные играть в футбол, водились редко), и со стороны казалось, что никто за деньги не играет. Исключение ведь всегда не в счёт (правда, именно с них всё и начинается). И потом, всё-таки большинство футболистов в первые 15-20 лет после принятия унифицированных правил (в 1863 году) действительно были любителями. Но, как известно, нельзя приоткрыть бутылку и не выпустить джина, также как нельзя быть чуть-чуть беременной. Появилась лазейка – и хлынул поток футбольных гастарбайтеров из Шотландии: уникальных самородков, которые умели пасоваться, да и просто – играть лучше, чем местные любители. А гастарбайтерам уж точно надо было платить – ведь в Англии у них не было ни дома, ни работы. Их приглашали именно ради игры в мяч ногами, а значит – надо было материально обеспечивать. Им выдавали деньги в конверте, оставляли шиллинги в ботинках, конспиративно выплачивали в офисах фабрик, которые они посещали только в дни получки… Причём, платить приходилось уже не одному особо одарённому футболисту, а почти что всей команде. Ведь бывали случаи, когда английский клуб выставлял на поле одиннадцать шотландцев – официального лимита на легионеров не существовало. Футбольной Ассоциации это совсем не нравилось. Ассоциация была категорически против профессионализма в футболе, опасаясь, что, во-первых, в футбол будут играть не для души, а исключительно ради наживы, а во-вторых, что футболисты превратятся в агентов букмекерских контор.

Но сопротивляться грядущему профессионализму было уже бесполезно. Человека, который ускорил этот процесс, положив на плаху борьбы за легализацию денежных выплат футболистам свою репутацию и, в определённой степени саму жизнь, звали Уильям Саделл. Родился он в Престоне, пробовал заняться спортом, но быстро понял, что первым ни в крикете, ни в регби, ни в футболе он никогда не будет – не дано, а хотелось быть именно первым. И он стал им. Как менеджер, администратор и организатор.



Саделл работает исполнительным директором крупной текстильной фабрики и параллельно занимает должность президента клуба «Престон» (отметим, что ему при этом нет и тридцати лет), который при нём становится чисто футбольным, без всякой крикетной и регбийной примеси. К тому времени все уже знали о том, что лучше всего в футбол играют на данный момент в Шотландии, – и что делает Саделл? Едет в Глазго и Эдинбург, где договаривается с местными самородками, обещая, если не золотые горы, то позолоченные пригорки.

Саделл формирует костяк команды из шотландцев, назначая капитаном «Престона» потомка пиктов Ника Росса, - у Ника были выцветшие зубы, сквозь которые он отвратительно шипел и свистел во время игры, за что получил прозвище «Демон». Демон считался лучшим защитником Англии той эпохи. А одним из главных бомбардиров великого «Престона» был его младший брат Джимми, которого называли, соответственно – «младшим демоном». Младший Демон стал вторым в гонке бомбардиров в первом сезоне Лиги (1888/1889) и возглавил таблицу бомбардиров во втором (1889/1890). Говорят, что за 220 выступлений в составе «Престона» он забил 250 голов – ну чисто демон!

«Престон» начинает стабильно громить конкурентов, но те, вспомнив о беспроигрышной практике подмётных писем, пишут в Футбольную Ассоциацию жалобы на команду Саделла. Примерно такие:

″...– Невозможно стало выходить на поле – за «Престон» сплошь и рядом играют неприятные пикты, те самые, что громили нашу Родину своими варварскими набегами в третьем, четвертом и даже в пятом веке нашей эры. И ведь они не на одном энтузиазме играют за команду Саделла. С чего бы они бросили свои экологически чистые шотландские плоскогорья и ломанулись к нам в наш загрязненный промышленный северный регион? Они же чёрным налом получают. Все как один! И от радости у нас выигрывают. Сделайте же что-нибудь для восстановления попранной справедливости!.....″

Саделла вызывают на ковёр. Судьба его висит на волоске – все показания, в том числе - официальные заявления из Глазго и Эдинбурга, – против него. Саделлу предоставляют слово. В чем сила, брат? – спрашивал в этот момент сам у себя Билли Саделл. И сам себе отвечал: в правде. И со всей большевистской откровенностью, находясь на заседании комитета английской футбольной безопасности, говорит:

″...…да, я действительно плачу игрокам! Но я должен так поступать, поскольку сегодня так делают все, чтобы побеждать, и если бы я этого не делал, «Престон» был бы в абсолютно невыгодном положении…...″

Ну и, поймав кураж, – помирать так с музыкой – Саделл произнёс свои знаменитые, ставшие легендарными, слова:

″...– Джентльмены, в «Престоне» все – профессионалы, но если вы откажетесь легализовать это, они навсегда останутся любителями. Но хочу вас предупредить: любителей вам будет контролировать в сто раз труднее!...″



«Престон» был дисквалифицирован (а дело было в 1884 году, когда Владимиру Ильичу Ленину уже было 14 лет). Но из искры выступления Саделла возгорелось пламя. Его слова произвели неизгладимее впечатление не только на широкую английскую общественность, но и на многих руководителей Футбольной Ассоциации. Воспользовавшись волной популярности, Саделл организует революционное собрание девятнадцати клубов, в основном с севера Англии, которое принимает резолюцию: «…если профессиональный футбол не будет признан и зарегистрирован, мы выйдем из ныне действующей Футбольной Ассоциации и сформируют новую конкурентную «Британскую Футбольную Ассоциацию».

Куй железо, пока горячо – Саделл революционный держит шаг (настоящий паровоз борьбы за правое дело) и проводит следующее собрание, где присутствуют уже представители тридцати одного футбольного клуба. Тучи сгущаются над Футбольной Ассоциацией. Чиновники засуетились и сформировали комиссию, включив в неё самого Саделла. И наконец – в июле 1885 года на заседании Футбольной Ассоциации в лондонском «Андертон-Отеле» на Флит-Стрит профессиональный футбол был признан и узаконен.
Теперь игроки могли получать постоянную заработную плату за игру в футбол (не будем забывать, что любитель тоже может получать деньги за победы в соревнованиях, но эти выплаты носят разовый характер).

Правда, Футбольная Ассоциация с первых же дней накладывает ограничения на денежные выплаты футболистам. Первое ограничение оказалось довольно странным: платить можно было только тем игрокам, которые либо родились, либо прожили два года в радиусе шести милей от стадиона клуба.

Саделл победил. Он сделал ещё много того, что потом будут повторять тренеры и управленцы футбольных клубов.

Он первым в истории футбола:

- стал проводить теоретические занятия, расчерчивая мелом схемы игры на доске, либо расставляя шахматные фигуры, соответствующие игрокам, на бильярдном столе;

- обязал футболистов «Престона» посещать игры будущего соперника;

- ввёл в штат команды сапожника, который ездил вместе с командой, чтобы подготовить бутсы футболистов в соответствие с погодными условиями и покрытием стадиона;

- начал обращать внимание на диету и употребление алкоголя футболистами;

Так что, не подумайте, что Уильям Саделл представлял собой Темные Силы. Несмотря на то, что именно из-за его энергичных действий денежные выплаты были легализованы в футболе, Саделл был абсолютным романтиком, и уж точно бескорыстным. Как оказалось, он действовал во многом аналогично Юрию Деточкину из кинофильма «Берегись автомобиля».

В 1895 году Саделл был арестован и отправлен на три года в тюрьму за мошенничество. Растрата и присвоение чужих денежных средств: оказалось, что Уильям Саделл использовал подконтрольные фабрики для финансирования своего футбольного проекта, переводя деньги со счетов предприятий на счёт «Престона». Хочется подчеркнуть: сам он не обогатился. Ни яхт, ни вилл, ни мерседесов (бенцов) он не покупал. Он просто хотел сделать лучший в мире футбольный клуб, и это, надо сказать, ему удалось.

Выйдя из тюрьмы, Саделл переезжает с семьей в Кейптаун и через 13 лет умирает на юге Африки от пневмонии. С уходом Саделла «Престон» стал откровенно увядать…

Я бы сравнил Уильяма Саделла не только с Юрием Деточкиным, но и с Периклом (сыном Ксантиппа) – а это был главный управленец (стратег) Афин в V веке до нашей эры. Настоящий паровоз в деле развития главного греческого города. Перикл построил Парфенон, выстроил стены от Афин до порта Пирея, впервые спроектировал пересечение улиц под прямым углом, ввёл суд присяжных и плату за работу судей и государственных служащих – для того, чтобы беднейшие граждане Афин могли участвовать в работе судов и в государственном управлении (то есть, осуществил заветную ленинскую мечту). После смерти Перикла (от эпидемии афинской чумы) Афины стали увядать, начался закат великого города… Интересно, что сам Перикл был аристократом и за время своей работы в качестве стратега не заработал для себя ни копейки, ни доллара, ни драхмы. Это был расцвет древнегреческой демократии.



Но вот, что интересно. Если раньше, в VIII-VI веках до нашей эры, в Олимпийских играх принимали участие аристократы, в деньгах не нуждавшиеся, то при Перикле участвуют уже все желающие без ограничения. То есть, и те, кто в деньгах нуждается – а таких всегда подавляющее большинство (джин демократии был выпущен из бутылки). Ну, тут и началось. Если раньше победитель получал лавровый венок и сам у себя дома закатывал пиры – проставляясь, обмывая победу, то теперь победитель (олимпионик), получив лавровый венок, раскатывал губу, возвращаясь в родной город. Ведь там его ждали самые разнообразные материальные вознаграждения.

Победитель Олимпийских игр при развитой древнегреческой демократии получал в родном городе:

- 500 драхм;

- хвалебные оды лучших поэтов (гонорар поэтам выплачивал муниципалитет);

- свою собственную статую (сделанную за счёт городского бюджета), которую можно было установить в Олимпии (это городок на северо-западе Пелопонесского полуострова, где и проходили игры) ;

- освобождение от государственных пошлин и налогов;

- пожизненное право на бесплатное питание в муниципальных столовых (вроде буфета Государственной думы в Москве);

- подарки от восторженных зрителей-сограждан.

Лучшие спортсмены становились идолами и кумирами, неизбежно притягивая к себе денежные вознаграждения, льготы и подарки. Что уж тут поделать – если даже пот победителя Олимпийских игр в Древней Греции собирали в отдельный кувшин вместе с пылью с помоста выступлений, смешивали с какой-нибудь жидкостью (здесь фантазия производителя ничем не ограничивалась) и продавали в качестве магического снадобья.

Так в древнегреческий спорт пришли деньги. Примерно – в V веке при энергичном и бескорыстном Перикле. В футболе легальные постоянные денежные выплаты появились в 1885 году. При активном содействии энергичного и бескорыстного Уильяма Саделла.
И кто же этих достойных людей в чём-то упрекнёт?